По мотивам КиШ «Старинные часы»
О стекло разлетелась вдребезги крупная муха… «Да что же это!»- выругался Олег про себя. – «Жить им что ли надоело?» Старенькая Тойота неслась прочь от цивилизации прямо к родным местам. Рука безуспешно пыталась настроить «Наше», но свист и грохот прерывался только местным «Шансоном» и радио «Дача». Ни то ни другое не настраивало на нужный лад.
То и дело сверху срывались тяжелые мутные бусины летнего дождя и рисовали прерывистые следы на стекле. «Куда я еду?» - думалось ему. За пять лет он не вспомнил о родном городишке ни разу. Причина была проста и понятна как этот дождь, и эти свинцовые тучи, как путаница из маленьких дачных сарайчиков, и солидных особняков, и коттеджей для состоятельных, - полное и безоговорочное Одиночество, его никто не ждал и не мог ждать.
Мучительно хотелось курить и сбрить колючую щетину. Курить он бросил пять лет назад, а может, и не начинал. Слишком много непонятного было вокруг – но это давало облегчение, так как мысли тоже не хотели занимать отведенные для них в голове стеллажи. «Положи на стеллажи», - всплыл откуда-то дурацкий лозунг. Олег мотнул головой – чепуха исчезла.
Усталые глаза небесного цвета сейчас больше напоминали белесые блюдца. Недовольно проведя рукой по рыжей щетине, он летел в неизвестность, попутно перебирая глазами тоненькие тельца берез, мутные воды речушек, седые паутинки сгоревшей травы. То, что еще было на месте сердца, теплилось непонятной нежностью, белой печалью и черной занозой разлуки с этими местами.
Послышался лязг тормозов. Пьяные служители порядка обкатывали возле поста новую машину. Кто-то громко смеялся и кричал матом. Звуки нелепо разлетались и оседали на обочину.
20 километров…Табличка была старой, и пыли на ней было больше, чем краски. В нос ударил терпкий запах луговых трав, и Олег не удивился, когда машина заглохла.
Подтянув старенькие Мустанги, и, выронив бумажник на сиденье, кряхтя и ругаясь про себя, он выбрался из салона. Несколько бусин закатилось за шиворот застиранной футболки «Металлика», на которой кровавыми брызгами было изображено авторами и еще читалось название последнего альбома. Открыв капот старушенции, он вяло потеребил ее внутренности, но причины не обнаружил. Над дорогой угрожающе наклонился сосновый бор, Олег почувствовал себя маленьким мальчиком, заблудившимся во времени. Смахнув влагу с выгоревших до бела прядей, он легко запрыгнул обратно. Тойота недовольно фыркнула и поехала без претензий и агрессии. На душе снова потеплело. Близился вечер. «Каких-то 15 минут, - подумалось ему, - и я буду…хм…дома». Слово это уже давно вышло из его обихода.
У Санька в доме горел свет! Подмигнув Волчаре, Олег постучал костяшкой в стекло условным стуком. После этого стука обычно в окне появлялась веснушчатая рожица Саньки-Борова, и рыбы в окрестных прудах после их набегов становилось меньше. Санек был сисадмином в какой-то крупной компании, завел жену, потом она ушла от него и уехала заграницу. Это все он узнал, получив пару скупых неграмотных мейлов на личную почту. Последний мейл укоризненно отказался открыться и самопереместился в папку «Нежелательная почта». Надо бы повидаться, - мелькнула мысль. И не в этом колоссе на глиняных ногах, а прямо там, у Санька, послушать местные новости, попить холодной водки с незамысловатой деревенской закуской, покостерить баб…да мало ли чего еще...
Волчара еще недоверчиво дергал цепью и ворчал. Санькина голова высунулась-таки из окна. Правда с трудом – шея его еле пролезала в узкую створку. «Мы Троицкие…», - зазвучал из детства Сашкин голос.
«Башку снесу», - хрипло и добродушно пролаял голос Борова. «Ты…е мое!» Босые ступни зашуршали по старым тканым половицам, и Санек выкатился на крыльцо. Хлопая по спине старого друга, Олег возвращался в прошлое…Вспомнил, как уехал отсюда 22 июня, в ту удушающую ночь он потерял все, и дорога стала его единственной подругой.
Не то, чтобы он жаловался на судьбу, упаси Бог, - за эти пять лет у него появились деньги, маленькая квартира в стиле хайтек, и даже пара стоящих девчонок прошла по его жизни. Олег исколесил много городов и узнал многих людей. Но ни один человек не остался в памяти, никто не поселился в его сердце, а в ванной кроме его скупых принадлежностей из ближайшего МЕТРО, не было ни одной женской нелепости. Кровать с ним делила только его кошка Марья, иногда ревниво уступая горячим и таким чужим женским телам. Поцелуи и клятвы сменялись упреками и криками, горячие объятья одинокими завтраками, а жизнь текла своим чередом. Марья старела и все больше обретала повадки пожилой собственницы, охраняя дверь от знакомого стука каблучков и равнодушных поглаживаний холодных рук с золотом колец. Он не помнил, кто отдал Машку ему – но, похоже, они нашли друг друга. Как она там одна с соседкой…
«Ну, рассказывай!» - сон как рукой сняло с пухлого лица друга. Поведав вкратце о том, что стало его жизнью в эти пять лет, Олег робко спросил: «А она? Не объявилась?»
Санек удивленно взглянул на старого товарища. «Ты же сам ее в аэропорт отвез! Сам тому козлу рога не обломал! Сам ушел к своему Одиночеству! Неа, не вернулась. Самолет того. Бабка теперь там ее живет». «Бабка? Откуда у нее бабка? Родители и те о ней никогда не пеклись. Мать бросила давно. Откуда у нее родственники?» Санек, безуспешно пытаясь заткнуть банку колы куском газеты, подмигнул ему: «Завтра провожу!» Большие старинные часы пробили час дня. Пыль на их циферблате образовала сложный узор, скорее изнутри, чем снаружи. Чудилось, что их бой не отмеряет часы и минуты. Скрипя и содрогаясь, эта странная уродина с проеденными шашелем завитушками, казалось, отмеряла если не годы, то десятки... нет сотни лет. Обрюзгшие от времени золоченые купидоны подмигивали друг другу крохотными глазками, а их крылья, засиженные мошкарой и газовым налетом, казались нелепыми и чужеродными. Витьеватая надпись на циферблате, когда-то золотая, а сейчас потемневшая гласила: «Не жалей о прошлом, не печалься о настоящем, не бойся будущего!» Олег удивленно сморщился. 22 июня всплыло горьким осадком из глубины памяти. Эти слова принадлежали ей – Арине. Имя-то какое, все никак у людей…
Санек заерзал на скрипучем диване. «Где, она, твоя бабка?», - спросил Олег, стараясь сбросить пелену прошлого. «А хто ее знает? Может козу доит! Гы!»
Олегу было неудобно сидеть в этой комнате, где все еще хранило ее следы. Ворот белоснежной нарочито мятой рубашки, такой удобной, стал душить его. «Водки бы!», - вырвалось у него. «Это тебе-то? С каких пор?» Олег пропустил сарказм друга мимо ушей. Вот шифоньер, в котором висели ее летние наряды – все какие-то шелковистые и ниспадающие, с глубокими волнующими вырезами и тесьмой, обнимающей нежную шею. Вот зеркало, хранившее призрак ее фигуры – такой соблазнительной и слабой. Вот… взгляд наткнулся на его подарок – не подарок даже, а так… мелочь – нож с эльфийской вязью. Она хотела им скрепить их дружбу и то, что потом стало их болью и счастьем. С трудом переведя взгляд на часы, Олег отметил, что время здесь ползло как старая карга по длинной грязной дороге – тяжело, и со вздохами. Прошло всего десять минут и, вроде бы, не меньше нескольких часов. Время замирало и смещало три реальности в одну – прошлое, будущее и настоящее пульсировали в одной точке.
«С приездом, Олег Михайлович!», скрипучий голос прервал вязкую медлительность. Олег поднял взгляд на старуху.Лет ей было с виду за 80. Морщины не портили ни старого шелка лица, ни пергамента рук. Глаза, такие живые и теплые, лучились ореховым светом. Что-то такое близкое проступало в памяти и гасло. Санек неуклюже представился и, под предлогом закурить, попросту сбежал.
Олег пытался завязать разговор, но о чем говорить женщине за 80 и парню 25 лет с хвостиком? Обменявшись банальностями, они пристально изучали друг друга.
«А Арина кто Вам?.. Была.»
Весть о разбившемся самолете пульсировала ни одну ночь в его ушах. «При невыясненных обстоятельствах…. Останки тел не найдены…. Черный ящик утонул в море….Ведется расследование…Прости меня…»
Старуха улыбнулась. «Да как вам сказать.. Родственница я ее. По женской, так сказать, линии.» Часы ударили воздух двумя глухими ударами и нокаутировали реальность еще на несколько космических часов.
«Чаю?»
Разговор не клеился. Олег распрощался, как мог, откланялся. Взглянув напоследок в глаза старой женщины, снова утонул в их солнце. «Все как-то странно», - подумалось ему.
Санек бубнил что-то по телефону о провайдерах, юзерах и прочей канители. Вечер, как-то воспрянув после бесконечного обеда, бодро завершал трудный день. Петухи гоняли довольных куриц, а кошка без имени, оказавшаяся при проверке котом, жмурила глаза над плошкой добродушного Волка. Олег отключил мобильный и не стал доставать ноут из машины. Работа сейчас перестала его занимать. Хотя тысяча писем по всему миру ждала его ответа, и офисных звонков было не меньше семидесяти.
«Откуда эта старая женщина? Что в ней такого, что я не могу стоять с ней рядом в полуметре? Откуда эта боль и пульсирующие волны желания и стыда?»
Санек достал 2 банки пива из переносного холодильника, выигранного в какой-то бестолковой акции, и, хрустя самодельными гренками с пармезаном, которыми он очень гордился, стал пытать его. Олег отмахнулся – понять что-то было невозможно.
Ночью снилось что-то жаркое страстное и далекое. Утром во дворе промяукала кабина скорой. Соседка крикнула: «Ее бабке худо!»
Олег курил в комнате с часами. Укол сделали быстро, и натруженные ноги теперь мирно лежали на цветастом одеяле. Приступ удушья. Как у ее родственницы по женской, так сказать, линии. Достав из ящика набор инструментов для починки разных разностей, Олег сдернул со стены тяжелую махину часов. Старуха застонала. Тихонько он разлепил упрямые створки механизма. Внутри кроме клочьев пыли было куча колесиков и деталей, на удивление незнакомых любопытному до механизмов парню. В голове снова повисло ощущение пульса жизни. Знакомые образы мелькали в возбужденном мозгу так непоследовательно: бокал красного Кьянти в ее руке, их первая встреча, влажные простыни, луговая трава, закатное солнце, страстный изгиб ее тела, его первая машина, золото ее влажных глаз, первое «Моя девочка»…
В тишине послышался ее голос…
Олег вздрогнул. Реальность втолкнула его в себя. На пороге комнаты, стремительно молодея, стояла Арина. Взглянув в ужасе на часы, Олег в пьяном угаре выбежал в темноту….
Через 20 лет младенец станет его Ариной. Мягкие ладошки бессознательно путались и задевали темноволосую голову ребенка. Санек поехал за Крестной в соседнюю деревню…
О стекло разлетелась вдребезги крупная муха… «Да что же это!»- выругался Олег про себя. – «Жить им что ли надоело?» Старенькая Тойота неслась прочь от цивилизации прямо к родным местам. Рука безуспешно пыталась настроить «Наше», но свист и грохот прерывался только местным «Шансоном» и радио «Дача». Ни то ни другое не настраивало на нужный лад.
То и дело сверху срывались тяжелые мутные бусины летнего дождя и рисовали прерывистые следы на стекле. «Куда я еду?» - думалось ему. За пять лет он не вспомнил о родном городишке ни разу. Причина была проста и понятна как этот дождь, и эти свинцовые тучи, как путаница из маленьких дачных сарайчиков, и солидных особняков, и коттеджей для состоятельных, - полное и безоговорочное Одиночество, его никто не ждал и не мог ждать.
Мучительно хотелось курить и сбрить колючую щетину. Курить он бросил пять лет назад, а может, и не начинал. Слишком много непонятного было вокруг – но это давало облегчение, так как мысли тоже не хотели занимать отведенные для них в голове стеллажи. «Положи на стеллажи», - всплыл откуда-то дурацкий лозунг. Олег мотнул головой – чепуха исчезла.
Усталые глаза небесного цвета сейчас больше напоминали белесые блюдца. Недовольно проведя рукой по рыжей щетине, он летел в неизвестность, попутно перебирая глазами тоненькие тельца берез, мутные воды речушек, седые паутинки сгоревшей травы. То, что еще было на месте сердца, теплилось непонятной нежностью, белой печалью и черной занозой разлуки с этими местами.
Послышался лязг тормозов. Пьяные служители порядка обкатывали возле поста новую машину. Кто-то громко смеялся и кричал матом. Звуки нелепо разлетались и оседали на обочину.
20 километров…Табличка была старой, и пыли на ней было больше, чем краски. В нос ударил терпкий запах луговых трав, и Олег не удивился, когда машина заглохла.
Подтянув старенькие Мустанги, и, выронив бумажник на сиденье, кряхтя и ругаясь про себя, он выбрался из салона. Несколько бусин закатилось за шиворот застиранной футболки «Металлика», на которой кровавыми брызгами было изображено авторами и еще читалось название последнего альбома. Открыв капот старушенции, он вяло потеребил ее внутренности, но причины не обнаружил. Над дорогой угрожающе наклонился сосновый бор, Олег почувствовал себя маленьким мальчиком, заблудившимся во времени. Смахнув влагу с выгоревших до бела прядей, он легко запрыгнул обратно. Тойота недовольно фыркнула и поехала без претензий и агрессии. На душе снова потеплело. Близился вечер. «Каких-то 15 минут, - подумалось ему, - и я буду…хм…дома». Слово это уже давно вышло из его обихода.
У Санька в доме горел свет! Подмигнув Волчаре, Олег постучал костяшкой в стекло условным стуком. После этого стука обычно в окне появлялась веснушчатая рожица Саньки-Борова, и рыбы в окрестных прудах после их набегов становилось меньше. Санек был сисадмином в какой-то крупной компании, завел жену, потом она ушла от него и уехала заграницу. Это все он узнал, получив пару скупых неграмотных мейлов на личную почту. Последний мейл укоризненно отказался открыться и самопереместился в папку «Нежелательная почта». Надо бы повидаться, - мелькнула мысль. И не в этом колоссе на глиняных ногах, а прямо там, у Санька, послушать местные новости, попить холодной водки с незамысловатой деревенской закуской, покостерить баб…да мало ли чего еще...
Волчара еще недоверчиво дергал цепью и ворчал. Санькина голова высунулась-таки из окна. Правда с трудом – шея его еле пролезала в узкую створку. «Мы Троицкие…», - зазвучал из детства Сашкин голос.
«Башку снесу», - хрипло и добродушно пролаял голос Борова. «Ты…е мое!» Босые ступни зашуршали по старым тканым половицам, и Санек выкатился на крыльцо. Хлопая по спине старого друга, Олег возвращался в прошлое…Вспомнил, как уехал отсюда 22 июня, в ту удушающую ночь он потерял все, и дорога стала его единственной подругой.
Не то, чтобы он жаловался на судьбу, упаси Бог, - за эти пять лет у него появились деньги, маленькая квартира в стиле хайтек, и даже пара стоящих девчонок прошла по его жизни. Олег исколесил много городов и узнал многих людей. Но ни один человек не остался в памяти, никто не поселился в его сердце, а в ванной кроме его скупых принадлежностей из ближайшего МЕТРО, не было ни одной женской нелепости. Кровать с ним делила только его кошка Марья, иногда ревниво уступая горячим и таким чужим женским телам. Поцелуи и клятвы сменялись упреками и криками, горячие объятья одинокими завтраками, а жизнь текла своим чередом. Марья старела и все больше обретала повадки пожилой собственницы, охраняя дверь от знакомого стука каблучков и равнодушных поглаживаний холодных рук с золотом колец. Он не помнил, кто отдал Машку ему – но, похоже, они нашли друг друга. Как она там одна с соседкой…
«Ну, рассказывай!» - сон как рукой сняло с пухлого лица друга. Поведав вкратце о том, что стало его жизнью в эти пять лет, Олег робко спросил: «А она? Не объявилась?»
Санек удивленно взглянул на старого товарища. «Ты же сам ее в аэропорт отвез! Сам тому козлу рога не обломал! Сам ушел к своему Одиночеству! Неа, не вернулась. Самолет того. Бабка теперь там ее живет». «Бабка? Откуда у нее бабка? Родители и те о ней никогда не пеклись. Мать бросила давно. Откуда у нее родственники?» Санек, безуспешно пытаясь заткнуть банку колы куском газеты, подмигнул ему: «Завтра провожу!» Большие старинные часы пробили час дня. Пыль на их циферблате образовала сложный узор, скорее изнутри, чем снаружи. Чудилось, что их бой не отмеряет часы и минуты. Скрипя и содрогаясь, эта странная уродина с проеденными шашелем завитушками, казалось, отмеряла если не годы, то десятки... нет сотни лет. Обрюзгшие от времени золоченые купидоны подмигивали друг другу крохотными глазками, а их крылья, засиженные мошкарой и газовым налетом, казались нелепыми и чужеродными. Витьеватая надпись на циферблате, когда-то золотая, а сейчас потемневшая гласила: «Не жалей о прошлом, не печалься о настоящем, не бойся будущего!» Олег удивленно сморщился. 22 июня всплыло горьким осадком из глубины памяти. Эти слова принадлежали ей – Арине. Имя-то какое, все никак у людей…
Санек заерзал на скрипучем диване. «Где, она, твоя бабка?», - спросил Олег, стараясь сбросить пелену прошлого. «А хто ее знает? Может козу доит! Гы!»
Олегу было неудобно сидеть в этой комнате, где все еще хранило ее следы. Ворот белоснежной нарочито мятой рубашки, такой удобной, стал душить его. «Водки бы!», - вырвалось у него. «Это тебе-то? С каких пор?» Олег пропустил сарказм друга мимо ушей. Вот шифоньер, в котором висели ее летние наряды – все какие-то шелковистые и ниспадающие, с глубокими волнующими вырезами и тесьмой, обнимающей нежную шею. Вот зеркало, хранившее призрак ее фигуры – такой соблазнительной и слабой. Вот… взгляд наткнулся на его подарок – не подарок даже, а так… мелочь – нож с эльфийской вязью. Она хотела им скрепить их дружбу и то, что потом стало их болью и счастьем. С трудом переведя взгляд на часы, Олег отметил, что время здесь ползло как старая карга по длинной грязной дороге – тяжело, и со вздохами. Прошло всего десять минут и, вроде бы, не меньше нескольких часов. Время замирало и смещало три реальности в одну – прошлое, будущее и настоящее пульсировали в одной точке.
«С приездом, Олег Михайлович!», скрипучий голос прервал вязкую медлительность. Олег поднял взгляд на старуху.Лет ей было с виду за 80. Морщины не портили ни старого шелка лица, ни пергамента рук. Глаза, такие живые и теплые, лучились ореховым светом. Что-то такое близкое проступало в памяти и гасло. Санек неуклюже представился и, под предлогом закурить, попросту сбежал.
Олег пытался завязать разговор, но о чем говорить женщине за 80 и парню 25 лет с хвостиком? Обменявшись банальностями, они пристально изучали друг друга.
«А Арина кто Вам?.. Была.»
Весть о разбившемся самолете пульсировала ни одну ночь в его ушах. «При невыясненных обстоятельствах…. Останки тел не найдены…. Черный ящик утонул в море….Ведется расследование…Прости меня…»
Старуха улыбнулась. «Да как вам сказать.. Родственница я ее. По женской, так сказать, линии.» Часы ударили воздух двумя глухими ударами и нокаутировали реальность еще на несколько космических часов.
«Чаю?»
Разговор не клеился. Олег распрощался, как мог, откланялся. Взглянув напоследок в глаза старой женщины, снова утонул в их солнце. «Все как-то странно», - подумалось ему.
Санек бубнил что-то по телефону о провайдерах, юзерах и прочей канители. Вечер, как-то воспрянув после бесконечного обеда, бодро завершал трудный день. Петухи гоняли довольных куриц, а кошка без имени, оказавшаяся при проверке котом, жмурила глаза над плошкой добродушного Волка. Олег отключил мобильный и не стал доставать ноут из машины. Работа сейчас перестала его занимать. Хотя тысяча писем по всему миру ждала его ответа, и офисных звонков было не меньше семидесяти.
«Откуда эта старая женщина? Что в ней такого, что я не могу стоять с ней рядом в полуметре? Откуда эта боль и пульсирующие волны желания и стыда?»
Санек достал 2 банки пива из переносного холодильника, выигранного в какой-то бестолковой акции, и, хрустя самодельными гренками с пармезаном, которыми он очень гордился, стал пытать его. Олег отмахнулся – понять что-то было невозможно.
Ночью снилось что-то жаркое страстное и далекое. Утром во дворе промяукала кабина скорой. Соседка крикнула: «Ее бабке худо!»
Олег курил в комнате с часами. Укол сделали быстро, и натруженные ноги теперь мирно лежали на цветастом одеяле. Приступ удушья. Как у ее родственницы по женской, так сказать, линии. Достав из ящика набор инструментов для починки разных разностей, Олег сдернул со стены тяжелую махину часов. Старуха застонала. Тихонько он разлепил упрямые створки механизма. Внутри кроме клочьев пыли было куча колесиков и деталей, на удивление незнакомых любопытному до механизмов парню. В голове снова повисло ощущение пульса жизни. Знакомые образы мелькали в возбужденном мозгу так непоследовательно: бокал красного Кьянти в ее руке, их первая встреча, влажные простыни, луговая трава, закатное солнце, страстный изгиб ее тела, его первая машина, золото ее влажных глаз, первое «Моя девочка»…
В тишине послышался ее голос…
Олег вздрогнул. Реальность втолкнула его в себя. На пороге комнаты, стремительно молодея, стояла Арина. Взглянув в ужасе на часы, Олег в пьяном угаре выбежал в темноту….
Через 20 лет младенец станет его Ариной. Мягкие ладошки бессознательно путались и задевали темноволосую голову ребенка. Санек поехал за Крестной в соседнюю деревню…